Истории про мечту, неожиданно пришедшую юность и октябрятскую звездочку
Еще три истории о жизни Анны Гин в СССР. Две из них о том, как советская пропаганда влияла на жизнь детей, разрушая мечты и пытаясь сделать из детей сторонников оккупационного режима.
История про мечту, которую разрушила советская пропаганда
В СССР очень гордились успехами великих шахматистов, но детей учили насмехаться и унижать тех, кто занимался шахматами. Вспомните, сколько раз вы смеялись, а может и сами озвучивали, нелепые шутки про шахматы и шахматистов.
— О чем мечтали в детстве?
— Мечтала.
Наверное, это было это были какие-то периоды разные совершенно. Помню. Папа отдал меня на шахматы. Куда еще мог отдать Иосиф Яковлевич Гин ребенка. И я пришла на шахматный клуб «Пешка».
— А где он был? При дворце пионеров?
На Салтовке здесь. Нет, был в домах при ЖЭКе. Кстати, там очень сильные педагоги, реально. И дети выигрывали международные соревнования из этого прижэковского клуба. Я туда пошла, я уже знала, как папа играет в шахматы и довольно неплохо меня с детства учил, конечно, как фигуры ходят, я все знала. Ну там буквально через день-два меня начали дико хвалить, прям вундеркинд, гений. К нам пришла способная девочка. У меня была мечта долгое время, я буду гроссмейстером, как Каспаров, как Карпов, естественно, я всех смогу победить. У меня были успехи, я действительно выигрывала соревнования, какие-то детские, районные, городские. В общем, куда-то мы бесконечно ездили, что-то я выигрывала и неплохо у меня получилось. Я прямо у меня была мечта, мечта, мечта и все, я прямо увлеклась шахматами, шахматами, шахматами, и папа мне купил какие-то новые резные. У нас были обычные такие советские.
И вдруг в школе, я не помню какой это класс, пусть будет четвертый. Кто-то из девочек говорит, на перемене и все слышат еще: «Вита, а чем ты занимаешься?» Я хожу на аэробику. Вторая, Женя ходит на спортивное ориентирование. Миша ходит на греблю на байдарках. Ну как-то на перемене так. Анька, а ты чем? Я говорю: «Я на шахматы». Казалось мне, что я в ряду в гордости стою с ними в одну полоску. И они как давай смеяться все. На шахматы. Ты ходишь на шахматы. Я этот момент тоже помню, у меня вспышками детство. И мне так стало обидно, ну не просто обидно. Я почему-то подхватила их волну, что значит шахматы — это стыдно, не престижно, и вообще фу, нафталин, ботаник. Как тогда все эти термины тогда звучали. Сейчас это назвали бы буллингом. С этими шахматами, как бы сейчас сказали, зачморили. Все, моя мечта исчезла в одночасье. И я, значит, прихожу домой и говорю родителям: «Все, я на шахматы, больше не пойду. Я, значит, хочу или на аэробику, или на спортивное ориентирование, или на греблю на байдарках, но не на шахматы». И папа, конечно, расстроился, но у нас в доме не было принято запрещать и настаивать. Мы считались взрослыми с детства и к нашему мнению прислушивались. Единственное, что нас пытались убеждать. Папа говорил: «Послушай, у тебя способности, не у всех детей есть способности, у тебя есть перспективы, тебя очень хвалят». Ну, в общем, как-то я помню его слова, но я была непреклонна, надо мной смеялись. Я помню, к нам приходила педагог домой и умоляла родителей уговорить меня, прямо умоляла. А я нет, и все, никаких шахмат.
Я так жалела потом. Вот такая у меня была мечта, и как она прервалась в одночасье. Все, никаких больше шахмат.
История про неожиданное наступление юности
Мы, рассматривая свою жизнь в ретроспективе можем понять, когда наступила юность и настала пора юношеского бунтарства. А тогда мы просто жили.
— Юность наступила неожиданно или вы были к ней готовы?
— Юность наступила неожиданно или я была к ней готова? Нет, наверное, не была готова. Наверное, неожиданно. Я поехала в пионерский лагерь, наверное, уже лет в 14 или в 13, и влюбилась в мальчика. И влюбилась, влюбилась. Вот, наверное, юность началась. И мы с ним танцевали под песню Барыкина «Я буду долго гнать велосипед». Это точно 100% помню. И вот мы с ним танцуем, а он мне говорит: «Можно тебя поцеловать?» Я говорю: «Ну да». И подставляю ему щеку. А он мне говорит: «Ну как, тебе же уже 14. Уже же можно в губы». Я думаю, в смысле? Я была так возмущена. Юность, да, пришла неожиданно, я не была к ней готова. Уже можно губы целоваться, но нет.
— Был период юношеского бунтарства?
— Да. Теперь я понимаю, что был. И раньше мне казалось, что что я прямо была бунтаркой, бунтаркой. Но когда у меня появилась собственная дочь, и ей наступило 15, я поняла, что я бунтаркой не была никогда. Да, я хлебнула со своей прекрасной, любимой, самой лучшей дочерью. В этом возрасте я хлебнула такого бунтарства, что никому не пожелаю. Мое бунтарство заключалось в том, что у меня надо было быть в дома в десять, а я революционно приходила в десять пятнадцать. Я думаю, это все. На этом мое бунтарство заканчивалось.
История про редкую звездочку и отношение Анны к пионерии и комсомолу
Практически всем, кто учился в советской школе, пришлось пройти через октябрятство, пионерство и комсомольство. Процедура приема в эти организации приучала детей к мысли, что некоторые из них смогут стать вертухаями. Как ни странно, но некоторые начинали служить оккупантам с первого класса.
— Вы гордились тем, что живете в СССР?
— Никогда. Никогда в жизни. Как можно этим гордиться? Нет.
— Вы хотели когда-нибудь стать октябренком, пионером, комсомольцем?
— Никогда. Октябренком, наверное, хотела очень красивая звездочка. Были железные звезды у всех, а у некоторых избранных детей были такие пластиковые звездочки, как бы с вклеенной фотографией. Моей сестре кто-то подарил или в хоре, она же пела, ей эту звездочку особенную, пластиковую вручили. Она выросла и уже была взрослая, уже в техникуме училась, а звездочка лежала. И я все хотела одеть, а нельзя, не принимали еще в октябрята. Не принимают и не принимают. Уже первую волну отличников приняли, вторую волну каких-то там хорошистов приняли.
А вот этих, которые бунтовали или что-нибудь еще там вытворяли, а я всегда была таким немножко против шерсти, против системы, нас все не принимали и не принимали. Вот мне тогда октябренком стать хотелось, вот эта звездочка, она там на полке лежала, у всех железные, а у меня-то крутая вон от сестры лежит. И мне хотелось, чтобы меня уже приняли в октябрята, и я эту звезду подцепила. Только ради звездочки. Я помню, что она была редкая. Не у всех она детей была, только у избранных, а мне ее очень хотелось.
А потом я старше стала. Галстук, пионерия, фу, ну такая чушь. Вот здесь я уже помню, приходишь утром в школу, на пороге дежурные стоят и завуч. Ты опять без галстука, а я аж голос этот помню. Говорю, я забыла погладить. Фу, я так терпеть не могла всю эту показуху, все эти галстуки, надо было его еще и гладить. Что такое эта пионерия, маршировать, смотр строя и песни. Вот это, наверное, с класса пятого, когда младшая школа детская прошла. Я напомню, во втором была история «А он тебе что, дедушка?» Я как-то так презирала это все. Эту пионерию, а тем более, не дай бог, комсомольцы. Я Мне кажется, что у нас даже уже в моем поколении, и в моем году рождения, уже к тем, кто стремился в комсомол, уже относились как-то осуждающе.
— Вам удалось вступить в комсомол?
— Нет. Слава Богу. Я даже не пыталась.
Три історії про комуністичні часи від пана Володимира з Мерефи